когда он подействовал, и дышать стало легче, антибиотик.
— Молодежь, что ж вы друг за другом не смотрите? Запустили, — врач присела на край кровати. — Все, собирайтесь, больная, мы вас сейчас увезем. Берите полотенец побольше и белья, платков, отхаркиваться придется долго. Давайте, поднимайтесь.
Оля, обессиленная приступом, не смогла. Мужчина немедленно поняв, насколько все далеко зашло, смотался за носилками, привел шофера. Оба быстро погрузили мою супругу на носилки, накрыли пледами.
— Вы подождите, куда ж без меня. Я с ней.
— Вы ей кто, простите? — поинтересовалась врачиха. — Родственник?
— Я… нет, то есть да. Муж.
— Новобрачные? Поздравляю. Завтра позвонят из клиники, сообщат, куда отвезли и нужно ли что из личных вещей. Телефон давайте, какой у вас?
— Вот такой дать? — я тыкнул пальцем в окно. — Все равно с ней поеду.
Не пустили. Сообщили лишь, что отвезут во вторую Обуховскую, она еще не забита гриппозными, не на карантине. Приемные часы с двенадцати до двух и с четырех до семи. Уехали.
Я сел на разобранную кровать, долго сидел, глядя в никуда. Михалыч зашел, предложил выпить. Я молчал. Завалился, в чем был, долго лежал, потом… не помню, наступило утро. Поехал в клинику, по дороге вспомнил про ателье, где вообще-то должен быть, но не до того, сейчас главное, солнышко.
Ее поместили в общую палату. После проведенных процедур, выглядела Оля неважно, но все гораздо лучше, чем накануне. Усталой, но бодрящейся. Ей прописали постельный режим, определив острый бронхит. Говорить запретили, так что я, просто поцеловал мою ненаглядную и долго держал ее горячую ладонь в своих. Потом, спохватившись, спустился вниз, в буфет, видимо, специально выстроенный для продажи шоколадок «Вдохновение» — купил десяток, начал раздавать нянечкам, сестрам, прочей обслуге, даже прибывшим студентам, которые все одно обследовали и изучали пациентов, выдал. Позвонил на работу, вспомнив о ней почти случайно, объяснил, что и как.
— У вас заказ еще один есть. Если сможете завтра появиться, вышло бы очень кстати, — произнесла Мария. Я согласился, если только с Олей ничего не случится. Сказал, что сперва навещу ее с утра. А потом, если все будет нормально…
— Все будет, не сомневайтесь, врачи во второй Обуховской очень хорошие, я сама там лежала по поводу смещения дисков.
— У моей жены бронхит.
— Все равно, там же студенты практику проходят. Абы кого туда не пускают. Так что жду вас завтра. Договорились?
Следующую неделю я мотался между работой и больницей, к концу ее уже плохо соображал, где нахожусь и что делаю. В воскресенье, когда Оле совсем полегчало, поехал в ателье и долго не мог понять, что это оно закрыто — вроде бы вовремя прибыл. Только потом сообразил. Отправился в больницу привычной дорогой. А вечером просто вырубился, по возвращении, проспав часов двенадцать. И теперь уже отправился в ателье. Заказчик ждал — удивительно, но он пришел по объявлению, что я сделал в газете, еще больше непостижимо, как я умудрился набросать ему эскиз теплой рубашки на подстежке — он оказался небольшим любителем курток и ветровок, предпочитая вот такой промежуточный вариант. Байку для верха и вискозу на подкладку мне достать удалось без вопросов, на складе ателье, а вот утеплитель — только синтепон и то исключительно потому, что он нашелся в потребкооперации, согласившемся продать часть добра за бесценок.
Все это я рассказывал Оле. Она радовалась, видя, что и работа для меня сыскивается, что народ приходит, пусть пока в единственном числе народ, но значит, не зря давал, значит, будет и дальше и больше — забогатеем. Ей теперь уже разрешили говорить, чем она и пользовалась, щебеча, словно скворушек, сама себя перебивая, точно не успевая сказать все, что хотелось бы. Про пустячное, про нас, про то, как тут с ней носятся, как примечают и исследуют. Даже отхаркиваться заставляют в чашечку — как будто туберкулезница. Проверяют содержание вирусов в мокроте и еще чего-то. Оборудование у них хорошее, хоть и не новое, но на том, что недавно закупили, уже всю изисследовали.
— Ты только не бегай ко мне каждые полчаса, правда, зай, не надо. Родители же тебя подменяют, вот даже подружки заходят. Да и мне самой тут нормально, даже приятно. Народ неплохой подобрался, — мы говорили, оставшись наедине, больные разошлись, кто на анализы, кто на процедуры. — Тут больше легочных, они мне не опасны. А вот тебе может и да, не знаю. Не бегай, ты ж с лица сошел. Вот вернемся домой, стану тебя откармливать на убой. Чтоб хоть в себя побыстрее пришел.
— Ты поскорей приходи, — отвечал я. Она улыбалась, прижималась ко мне и целовала в щеку, все еще не решаясь касаться губами губ. Хотя да, то, что я оказался неподвержен вирусу, так некстати свалившему ее и столь сильно затронувшему, что умудрился, не подцепить нигде заразу, это видимо, везение и отчасти, самоконтроль. Просто некогда еще и мне болеть, когда солнышко не в порядке, да еще и настолько.
Шутка сказать, из больницы ее выписали только первого числа и велели еще до конца недели вылеживаться дома без дураков. А за это время кто только в ее палате ни побывал — заходил и начальник отдела и еще кто-то с новой или старой работы — словом, те, кто со мной здоровался, видимо, зная по свадьбе. Я же их лиц не припоминал, но охотно поддерживал короткую беседу. Даже Михалыч и тот не раз заскакивал, впрочем, почему даже. Приносил гостинцев, налегал на хурму, хотя Оля ее не особо и любила, часто раздавала тем, кому приятно ощущать завязанный едким фруктом рот.
А уж дома вылеживаться Оля не стала. Пока я заканчивал заказ, пристрачивал подстежку и убирал закраины, перед окончательной сборкой рубашки, она хлопотала по кухне, сообщив, что уж давно так не отдыхала ото всего. И вообще даже себе представить не могла, какой я у нее. И ластилась, даже слишком часто, или перед или сразу после готовки.
Конечно, родители прибыли в больницу сразу же, несмотря на то, что поначалу Оля не хотела их тревожить и позвонила сама, когда уже критическая ситуация сошла. Они куда чаще, чем я, находились возле ее постели, оставляя, разве на время нас наедине, но для нее важнее виделось то, как я бегал, беспокоился и переживал — как испытание для нас обоих, после бракосочетания приобретшим особую значимость. Папе и маме тоже приятно оказалось смотреть на мои заботы, видимо, подсознательно они сравнивали меня с предыдущим супругом. Да, от этого уж никуда не денешься. В первом браке сопоставления идут с тем, что происходило у самих родителей
